Пол холодил голые ступни, переплетение нитей крупноузорчатого синего жаккардового покрывала грубовато ласкало чувствительную спину, и Дан блестел глазами в полутьме, вглядывался в лицо с плохо скрытым изумлением. Лёфгрен зацепил большим пальцем свои трусы, выкрутился из них и приподнял бедра, почти роняя на себя Дана, встречая пахом его пах.
Наконец-то. Можно было тереться об него, царапать вдоль рёбер, вздрагивать от его изучающих прикосновений, обхватывать коленями его бока и стонать, одновременно целуя и прикусывая невыносимые губы.
Дан вцепился в крепкие плечи, толкнул с усилием — и Одлас сам перевернул их, закинул Вундермахера на себя, позволил освободить от белья.
Первое прикосновение к чужому члену Дан всегда ждал с нетерпением и воспринимал как настоящее знакомство. Вот вы списались в фейсбуке, потрепались, назначили встречу. Вот ты видишь парня вживую и по его рукопожатию пытаешься определить, каким он будет в постели. Вот ты целуешь его и уже понимаешь, станет ли удачной ваша с ним ночь — ну, или ближайшие пятнадцать минут отсоса в сортире ресторана или клуба. Но только обхватывая пальцами чужой напряженный ствол, Дан понимал, что настоящее: «Привет, рад познакомиться» — стоило сказать только сейчас. Иногда он и говорил.
Интимное касание, дрожь и — неловкость или развязная готовность ко всему, грубый напор или напряженное ожидание, желание сделать хорошо в ответ или эгоистичное требование ласки. Можно носить множество масок и прикидываться более милым парнем, чем ты есть на самом деле, но стоит чужому кулаку двинуться по возбужденному члену, и уже не соврешь, не сыграешь. Раскроешься как миленький.
Дан знал. Он сам так раскрывался. Любое притворство и игры летели к чертям, стоило довериться и толкнуться в чью-то руку.
Приподнявшись над Лёфгреном и неотрывно глядя в его лицо, он сомкнул пальцы на горячем члене, тяжелом, крупном — и тут повезло.
Одлас пытался сдерживаться, но Вундермахер умел доставлять удовольствие одной только рукой. Он вытянул вдоль члена большой палец и при сильном движении вверх мазнул по глянцевой головке, провернул твердо сжатый кулак, полируя подушечкой выступающий рельефный край венчика. Ресницы Одласа дрогнули, и он на секунду прикрыл глаза. И вот так, с закрытыми глазами, выгнулся к Дану, подался к нему всем телом — под свободную руку, под ладонь, которую опалило жаром от гладких плеч и выпуклых грудных мышц, прижался бедрами, голенями, беззвучно приоткрыл блестящие губы.
Дан не выдержал, поцеловал, торопливо двигая рукой, впитывая все реакции сильного тела. Чутье подсказывало, что нужно брать, пока дают — он вовсе не собирается выпускать руль.
Рот вязало, как от недозрелой айвы, так хотелось заполнить его членом, вынудить Одласа уступить всасывающему движению и ласкающему языку. Вундермахер привык доверять своему телу и телам партнеров. Это биология, тут всё понятно. Хочется? Можно? Бери.
Дан скользнул к паху Одласа и прижался губами к влажной головке. Приоткрыл рот, распластал по члену язык и медленно двинулся вниз, мыча от удовольствия. Лёфгрен задышал чаще, вцепился в волосы, удержал на месте. Не позволил взять до горла. Дану хватило и этого, неглубокого. Он сосал и вылизывал, чувствуя, как от желания звенит в ушах и ломит в яйцах.
Синий отблеск от стен на белых простынях погружал в какое-то ночное космическое ощущение, когда будто пропадает гравитация и звёзды выплясывают перед глазами.
Лёфгрен коротко застонал, пережал стон стиснутыми губами и потянул Дана к себе за предплечье.
— Успокойся, это только начало, — сказал убедительно Вунедермахер, смазывая эффект от сознательных слов тяжелым дыханием.
Он перевернул Одласа, уложил на лопатки незамысловатым, но действенным приёмом. И впился в губы губами, шаря по телу и безошибочно находя все эрогенные зоны, все чувствительные точки. Одлас под Даном вскрикивал, стонал, извивался, наконец раскрываясь, показывая себя.
Дан замедлился только раз, когда развел Лёфгрену колени, огладил мошонку и скользнул пальцем к анусу. И замер, мягко кружа вокруг дырки и выжидательно глядя в глаза. Одлас выдохнул и вдруг подбросил бедра в попытке насадиться на палец.
Вундермахер едва не икнул от удивления. Он не был уверен, что понял правильно. От макушки до пят гетеросексуальный Лёфгрен был не против, чтобы его трахнули? Дан царапнул по кругу ногтем легонько, но напряженно свел брови. Он ступал на зыбкую почву и, пожалуй впервые в жизни, был так осторожен. Он и представить себе не мог, что Лёфгрен может быть настолько таким — податливым, отзывчивым, мягким. Открытие имело ошеломительный эффект. И хотя Вундермахер был уверен, что впредь Одлас больше не позволит повториться этой маленькой слабости, он пожалел, что не помог случиться ей раньше.
— Надеюсь, ты понимаешь, на что нап'ашиваешься, — предупредил Дан тихо. — Если я начну, остановиться будет сложно.
Щедро сдобрив пальцы слюной, он скользнул одним внутрь и тут же ощутил преграду из плотно сжатых мышц.
— Тш-ш-ш, — успокаивал он, склонившись ниже, к самым губам Лёфгрена. — 'асслабься, малыш, я акку'атно.
И повторил движение пальцем снова.
Он заставлял Одласа привыкать к собственному присутствию, время от времени добавляя немного слюны или ещё один палец, пока напряжение окончательно не покинуло тело Лёфгрена. Лишь тогда он достал резинку и раскатал её по члену. Ловко, чётко. Красиво.
Дан оперся о матрас коленом между раздвинутых ног Лёфгрена, пробежался чуткими пальцами по груди, задел сосок, спустился к пупку, а потом сделал хитрую штуку — прижал к лобку сжатые в щепоть пальцы и надавил, так что те разошлись веером, лаская сразу во все стороны. Член оказался между указательным и средним пальцем, и Дан их слегка свел.
Одлас взвыл. Лёгкое почти невесомое касание запустило запредельно острое удовольствие. Дан добил — нырнул ладонью под мошонку, помял немного, а потом сжал на члене кулак.
— Ты ведь не спустишь п'ямо сейчас? — осведомился он, надрачивая Лёфгрену и жадно его разглядывая.
Дан шлепнул по внутренней стороне бедра, заставляя раскрыться шире и прижался ко входу членом.
— Давно бы поп'осил, — усмехнулся нагло и…
И дальнейшее он помнил плохо.
В ушах бухала кровь, горло драло от вскриков и стонов, не получалось притормозить и быть аккуратнее, избегая лишей боли первого раза. Он кончил почти сразу. Лёфгрен так яростно подмахивал, совершенно не заботясь о том, как выглядит, что сдержаться не нашлось сил.
Только Вундермахер не вышел, не дал передохнуть, и впервые не хотелось после острого оргазма сползти и уснуть. Вундермахер был неутомимым, жестко держащим ритм, умеющим плавно перейти от оргазма на новый заход. Он изучал все чувствительные зоны Одласа, возбуждая его снова, покачиваясь внутри и растягивая собой, под себя. Идеально. Он гладил все тело, царапал, шлепал и надавливал, играл с Лёфгреном, играл на Одласе свою мелодию, топил его в удовольствии, разводил его тело на все возможные реакции.
Когда сил удерживать себя на грани не осталось, Дан застонал длинно, глухо, закинул ноги Лёфгрена себе на бедра, так что стало удобно скрестить лодыжки у него на поясе, запрокинул голову и довел себя до финала тремя жесткими толчками. Одласу хватило десятка мелких движений кулака, чтобы сорваться следом.
Собственное тело казалось невесомым, и кровь все еще жгли угасающие искры оргазма. Одлас не шевельнулся, только прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Серо-синие стены казались в полутьме почти черными, и Дан протянул руку, включил лампу со светлым абажуром, стоящую возле кровати на консольном столе. Он повернул голову и расслабленно улыбнулся краем рта:
— Все но'мально?
[AVA]http://se.uploads.ru/7W5ub.gif[/AVA]
